Аркадий Гайдар. Горячий камень
---------------------------------------------------------------------
Книга: А.Гайдар. Собрание сочинений в трех томах. Том 2
Издательство "Правда", Москва, 1986
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 13 декабря 2001
I
Жил на селе одинокий старик. Был он слаб, плел корзины, подшивал
валенки, сторожил от мальчишек колхозный сад и тем зарабатывал свой хлеб.
Он пришел на село давно, издалека, но люди сразу поняли, что этот
человек немало хватил горя. Был он хром, не по годам сед. От щеки его через
губы пролег кривой рваный шрам. И поэтому, даже когда он улыбался, лицо его
казалось печальным и суровым.
II
Однажды мальчик Ивашка Кудряшкин полез в колхозный сад, чтобы набрать
там яблок и тайно насытиться ими до отвала. Но, зацепив штаниной за гвоздь
ограды, он свалился в колючий крыжовник, оцарапался, взвыл и тут же был
сторожем схвачен.
Конечно, старик мог бы стегануть Ивашку крапивой или, что еще хуже,
отвести его в школу и рассказать там, как было дело.
Но старик сжалился над Ивашкой. Руки у Ивашки были в ссадинах, позади,
как овечий хвост, висел клок от штанины, а по красным щекам текли слезы.
Молча вывел старик через калитку и отпустил перепуганного Ивашку
восвояси, так и не дав ему ни одного тычка и даже не сказав вдогонку ни
одного слова.
III
От стыда и горя Ивашка забрел в лес, заблудился и попал на болото.
Наконец он устал. Опустился на торчавший из мха голубой камень, но тотчас же
с воплем подскочил, так как ему показалось, что он сел на лесную пчелу и она
его через дыру штанов больно ужалила.
Однако никакой пчелы на камне не было. Этот камень был, как уголь,
горячий, и на плоской поверхности его проступали закрытые глиной буквы.
Ясно, что камень был волшебный! - это Ивашка смекнул сразу. Он сбросил
башмак и торопливо начал оббивать каблуком с надписей глину, чтобы поскорее
узнать: что с этого камня может он взять для себя пользы и толку.
И вот он прочел такую надпись:
КТО СНЕСЕТ ЭТОТ КАМЕНЬ НА ГОРУ
И ТАМ РАЗОБЬЕТ ЕГО НА ЧАСТИ,
ТОТ ВЕРНЕТ СВОЮ МОЛОДОСТЬ
И НАЧНЕТ ЖИТЬ СНАЧАЛА
Ниже стояла печать, но не простая, круглая, как в сельсовете, и не
такая, треугольником, как на талонах в кооперативе, а похитрее: два креста,
три хвоста, дырка с палочкой и четыре запятые.
Тут Ивашка Кудряшкин огорчился. Ему было всего восемь лет - девятый. И
жить начинать сначала, то есть опять на второй год оставаться в первом
классе, ему не хотелось вовсе.
Вот если бы через этот камень, не уча заданных в школе уроков, можно
было из первого класса перескакивать сразу в третий - это другое дело!
Но всем и давно уже известно, что такого могущества даже у самых
волшебных камней никогда не бывает.
IV
Проходя мимо сада, опечаленный Ивашка опять увидел старика, который,
кашляя, часто останавливаясь и передыхая, нес ведро известки, а на плече
держал палку с мочальной кистью.
Тогда Ивашка, который был по натуре мальчиком добрым, подумал: "Вот
идет человек, который очень свободно мог хлестнуть меня крапивой. Но он
пожалел меня. Дай-ка теперь я его пожалею и верну ему молодость, чтобы он не
кашлял, не хромал и не дышал так тяжко".
Вот с какими хорошими мыслями подошел к старику благородный Ивашка и
прямо объяснил ему, в чем дело. Старик сурово поблагодарил Ивашку, но уйти с
караула на болото отказался, потому что были еще на свете такие люди,
которые, очень просто, могли бы за это время колхозный сад от фруктов
очистить.
И старик приказал Ивашке, чтобы тот сам выволок камень из болота в
гору. А он потом придет туда ненадолго и чем-нибудь скоренько по камню
стукнет.
Очень огорчил Ивашку такой поворот дела.
Но рассердить старика отказом он не решился. На следующее утро,
захватив крепкий мешок и холщовые рукавицы, чтобы не обжечь о камень руки,
отправился Ивашка на болото.
V
Измазавшись грязью и глиной, с трудам вытянул Ивашка камень из болота
и, высунув язык, лег у подножия горы на сухую траву.
"Вот! - думал он. - Теперь вкачу я камень на гору, придет хромой
старик, разобьет камень, помолодеет и начнет жить сначала. Люди говорят, что
хватил он немало горя. Он стар, одинок, избит, изранен и счастливой жизни,
конечно, никогда не видел. А другие люди ее видели". На что он, Ивашка,
молод, а и то уже три раза он такую жизнь видел. Это - когда он опаздывал на
урок и совсем незнакомый шофер подвез его на блестящей легковой машине от
конюшни колхозной до самой школы. Это - когда весной голыми руками он поймал
в канаве большую щуку. И, наконец, когда дядя Митрофан взял его с собой в
город на веселый праздник Первое мая.
"Так пусть же и несчастный старик хорошую жизнь увидит", - великодушно
решил Ивашка.
Он встал и терпеливо потянул камень в гору.
VI
И вот перед закатом к измученному и продрогшему Ивашке, который,
съежившись, сушил грязную, промокшую одежду возле горячего камня, пришел на
гору старик.
- Что же ты, дедушка, не принес ни молотка, ни топора, ни лома? -
вскричал удивленный Ивашка. - Или ты надеешься разбить камень рукою?
- Нет, Ивашка, - отвечал старик, - я не надеюсь разбить его рукой. Я
совсем не буду разбивать камень, потому что я не хочу начинать жить сначала.
Тут старик подошел к изумленному Ивашке, погладил его по голове. Ивашка
почувствовал, что тяжелая ладонь старика вздрагивает.
- Ты, конечно, думал, что я стар, хром, уродлив и несчастен, - говорил
старик Ивашке - А на самом деле я самый счастливый человек на свете.
Ударом бревна мне переломило ногу, - но это тогда, когда мы - еще
неумело - валили заборы и строили баррикады, поднимали восстание против
царя, которого ты видел только на картинке.
Мне вышибли зубы, - но это тогда, когда, брошенные в тюрьмы, мы дружно
пели революционные песни. Шашкой в бою мне рассекли лицо, - но это тогда,
когда первые народные полки уже били и громили белую вражескую армию.
На соломе, в низком холодном бараке метался я в бреду, больной тифом. И
грозней смерти звучали надо мной слова о том, что наша страна в кольце и
вражья сила нас одолевает. Но, очнувшись вместе с первым лучом вновь
сверкнувшего солнца, узнавал я, что враг опять разбит и что мы опять
наступаем.
И, счастливые, с койки на койку протягивали мы друг другу костлявые
руки и робко мечтали тогда о том, что пусть хоть не при нас, а после нас
наша страна будет такой вот, как она сейчас, - могучей и великой. Это ли
еще, глупый Ивашка, не счастье?! И на что мне иная жизнь? Другая молодость?
Когда и моя прошла трудно, но ясно и честно!
Тут старик замолчал, достал трубку и закурил.
- Да, дедушка! - тихо сказал тогда Ивашка. - Но раз так, - то зачем же
я старался и тащил этот камень в гору, когда он очень спокойно мог бы лежать
на своем болоте?
- Пусть лежит на виду, - сказал старик, - и ты посмотришь, Ивашка, что
из этого будет.
VII
С тех пор прошло много лет, но камень тот тал и лежит на той горе
неразбитым.
И много около него народу побывало. Подойдут, посмотрят, подумают,
качнут головой и идут восвояси.
Был на той горе и я однажды. Что-то у меня была неспокойна совесть,
плохое настроение. "А что, - думаю, - дай-ка я по камню стукну и начну жить
сначала!"
Однако постоял-постоял и вовремя одумался.
"Э-э! - думаю, скажут, увидав меня помолодевшим, соседи. - Вот идет
молодой дурак! Не сумел он, видно, одну жизнь прожить так, как надо, не
разглядел своего счастья и теперь хочет то же начинать сначала".
Скрутил я тогда табачную цигарку. Прикурил, чтобы не тратить спичек, от
горячего камня И пошел прочь - своей дорогой.
1941
ПРИМЕЧАНИЯ
Аркадий Гайдар был уже на фронте, когда в журнале "Мурзилка" за 1941
год, No 8, 9, появилась его сказка "Горячий камень". Он написал ее в апреле
этого же года незадолго до начала Великой Отечественной войны.
Бывший редактор журнала В.И.Семенов вспоминает, как Аркадий Гайдар
впервые читал ему эту сказку.
"В чтении его не было ни пафоса, ни декламации. Иногда он делал паузы,
которые давали возможность пережить происходящее... Казалось, он не читал, а
рассказывал о действительно случившемся и очень-очень для всех нас важном".
В.И.Семенов прав. За доброй усмешкой писателя над своим рассказом и над
самой формой сказки - ну подумайте, какая это волшебная печать: "два креста,
три хвоста, дырка с палочкой и четыре запятые"! - за всем этим лежит простая
и вместе с тем очень важная мысль: жизнь дается человеку один раз, ее нужно
прожить достойно, ее нельзя будет потом "переписать набело".
Обращаясь в сказке к маленьким читателям, Аркадий Гайдар говорит
сокровенное о себе самом:
"И на что мне иная жизнь? Другая молодость? Когда и моя прошла трудно,
но ясно и честно!"
Т.А.Гайдар
Дочь командира и капитанская дочкаК 100-летию со дня рождения Аркадия ГайдараДата публикации: 22 Января 2004 получить по E-mail версия для печати
Георгий Федотов в 1937 году поверил, что "через 100 лет Пушкин дошел до народа". Современный российский читатель "должен быть ближе к Пушкину и пушкинскому веку, чем все, прошедшие через Гоголя и Достоевского. Дорого дали бы мы, чтобы узнать, что именно пленяет в Пушкине современного русского читателя. (...) В Пушкине сейчас должно нравиться цельное приятие Божьего мира, картины мирного, прекрасного быта, амнистия человеку - вне героического напряжения и подвига, - человеку просто, который хочет жить и хотя бы мечтать о счастье. Это значит, не Болдинские трагедии, а "Евгений Онегин", "Капитанская дочка" должны прежде всего открывать Пушкина советскому читателю. За мирным бытом дворянства, давно разрушенных усадеб, встает образ России в ее величии, в ее истории. Пушкин был последним у нас поэтом империи..." ("Пушкин и освобождение России").
В это время в отечественной литературе и правда рождались свои "картины мирного, прекрасного быта", их создавали свои "поэты империи". В 1939 году вдумчивый критик Я.Рыкачев писал в "Литературной газете" о рукописи неведомого начинающего автора: "...Более всего поразила меня в нем спокойная устойчивость и гармоническая распределенность опыта, свойство, вообще говоря, присущее классике. Один из них я назвал мысленно советской идиллией (выделено автором. - М.Ч.) (...) Жизненная полнота и цельность этого рассказа удивительны. (...) Прозрачность и легкость текста, не отягощенного никаким мелким пристрастием, отсутствие предвзятости или схематического распределения персонажей, моральная чистота и глубочайшая любовь к советским людям ("советским людям" в эти годы - синоним "людям". - М.Ч.), хотя бы самым малым и незаметным, говорили о высокой душевной культуре автора и невольно приводили на память - страшно сказать! - "Капитанскую дочку" (выделено мною. - М.Ч.)".
Слова о "высокой душевной культуре автора" вполне можно было бы отнести и к повести Р.Фраермана "Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви", к повести А.Гайдара "Судьба барабанщика" и к роману В.Каверина "Два капитана", с августа 1938 года печатавшемуся в журнале "Костер". Все они названы в этом же номере "Литературной газеты" в обзоре "Литературный год" среди "лучших вещей сезона" (и справедливо). В 1939-1940 гг. только в детской литературе это продолжалось - добрые чувства, добро и зло в их столкновении, феномен совести, непременно просыпающейся. Во "взрослой" исключением был лишь 4-й, последний, том "Тихого Дона", увидевший свет, к смятению критики, несомненно, лишь потому, что завершал давно начатое и публикуемое произведение: опубликовать новый роман такого рода в тот год вряд ли удалось бы кому бы то ни было.
В эти самые дни уже пишется своя, советская "Капитанская дочка" - по пушкинской кальке. Это была повесть Гайдара "Тимур и его команда" (1940), центральный герой которой продолжал галерею положительных героев русской литературы, от Петра Гринева до князя Мышкина. За образец берется, осознанно или нет, и пушкинская поэтика - с "исчислимостью", "единичностью" и резкой отграниченностью друг от друга художественных предметов - "их отдельностностью...
xarxar